Не знаю, что сделало бы со мной страшное животное, если бы я не выхватил из кармана охотничий нож и не отрезал бы медведю три пальца на передней лапе. Медведь страшно заревел и выпустил меня.
Я воспользовался этим моментом, быстро схватил ружьё и, не дав животному опомниться, одним выстрелом уложил его.
Окровавленное животное заснуло вечным сном, но мой выстрел разбудил несколько тысяч его товарищей, спавших на льду, – и они с диким рёвом бросились на меня.
Меня ожидала верная гибель. Не скрою, что в эту минуту я несколько растерялся, но вдруг счастливая мысль осенила меня. Я бросился к убитому медведю, в одно мгновение снял с него шкуру и немедленно завернулся в неё.
В это время дикие звери с яростным рёвом приблизились ко мне, но вид мой сразу успокоил их, так как они приняли меня за своего товарища. Правда, я был несколько тоньше их, но так искусно подражал их движениям и их рёву, что хитрость моя вполне удалась. Теперь я стал обдумывать, как бы лучше воспользоваться доверием животных. Один военный врач рассказывал мне, что стоит только около затылка перерезать позвоночный хребет, как моментально наступает смерть. Теперь я вспомнил об этом.
Я приблизился к самому большому медведю и сильным ударом ножа рассёк ему хребет около затылка. Животное растянулось на льду, не издав ни одного звука.
Надо сознаться, что это было отважное дело. Если бы я промахнулся, медведь немедленно разорвал бы меня на куски. Но, к счастью, всё обошлось благополучно, и мне оставалось только тысячу раз повторить тот же удар. Медведи падали один за другим.
Когда я уложил последнего, я отправился на наш корабль, рассказал капитану о случившемся и попросил его отпустить со мной матросов, чтобы снять с убитых зверей шкуры и перенести на корабль окорока. Остальное мясо нам, к сожалению, пришлось оставить, так как наш корабль был перегружен, и мы должны были вернуться обратно в Англию, не достигнув Северного полюса.
Считаю своим долгом защитить капитана Фиппса от нападок за то, что он не добрался до полюса. Мы, несомненно, достигли бы намеченной цели, если бы из-за меня корабль не оказался перегружен медвежьими шкурами и окороками.
Как только мы прибыли обратно в Англию, я послал от имени капитана несколько окороков лорду-адмиралу, лорду-казначею, бургомистру, лондонскому магистрату и торговому союзу; остальные же окорока разделил между своими друзьями.
Все благодарили меня за ценный подарок; но между мной и капитаном Фиппсом словно чёрная кошка пробежала. Он завидовал моему успеху и старался умалить мою славу. Он уверял, например, что ему не нужно было бы облачаться в медвежью шкуру, чтобы обмануть медведей; они и так приняли бы его за своего товарища.
Не решаюсь спорить об этом с благородным пэром Англии. Может быть, он и прав.
Следующее морское путешествие я совершил вместе с капитаном Гамильтоном. Наш корабль направлялся из Англии в Ост-Индию. В то время у меня была замечательная легавая собака, Трая, обладавшая редким чутьём. Ни за какие деньги я не расстался бы с ней.
Мы были в море на расстоянии трёхсот миль от земли.
К моему великому удивлению, я заметил, что моя собака неподвижно стоит на одном месте. В это время ко мне подошёл капитан. Я стал уверять его, что мы находимся недалеко от суши. Капитан поднял меня на смех. Меня разозлило это, и я заявил ему, что чутью своей Траи я доверяю больше, чем глазам всех моряков нашего экипажа, и предложил ему пари на сто гиней (всю сумму, которая была при мне), что не пройдёт и получаса, как мы будем стрелять дичь.
Капитан, смеясь, попросил врача нашего корабля, господина Крафорда, попробовать мой пульс. Я продолжал настаивать на пари. Тогда капитан высказал предположение, что я помешался, и заявил, что было бы нечестно принимать подобное пари.
Врач, однако, был другого мнения. Он советовал капитану принять пари, чтобы наказать меня за дерзость. Господин Крафорд так же, как капитан и другие офицеры нашего корабля, был убеждён, что я проиграю.
Капитан послушался совета господина Крафорда, но при этом заявил, что возвратит мне деньги, даже если выиграет их у меня.
Собака моя в продолжение нашего разговора не трогалась с места, и это ещё больше убедило меня в верности моего предположения. Пари состоялось.
В это время матросы, удившие рыбу с лодки, привязанной к кораблю, вытянули огромную морскую рыбу и сейчас же подняли её на палубу. Начали её потрошить и едва разрезали живот, как увидели двенадцать живых куропаток.
Очевидно, бедные птицы долго находились в животе рыбы, так как одна из них сидела на пяти яйцах, и как раз в то время, когда разрезали рыбу, из одного яйца вылупился птенчик.
В это время бывшая на корабле кошка принесла маленьких котят. Мы воспитывали птенчиков вместе с котятами, и кошка так привязалась к ним, что очень беспокоилась, когда один из птенчиков уходил куда-нибудь и долго не возвращался. Пойманные куропатки попеременно сидели на яйцах, и во всё время нашего путешествия на нашем столе была превосходная дичь.
Само собой разумеется, что капитан уплатил мне сто гиней, а я награждал свою славную Траю косточками куропаток каждый раз, когда к столу подавали дичь.
Читатель уже познакомился с моим первым путешествием на Луну. Тогда мне нужно было достать свой серебряный топор. Но в предыдущий раз я недолго пробыл на Луне и не успел познакомиться с её обитателями и их жизнью на этой планете. К счастью, мне скоро представился новый случай посетить Луну.