Однако чего нельзя делать открыто, то делается тайно, и вы не найдёте ни одного турка, который не был бы знаком со вкусом хорошего вина, несмотря на запрещение Пророка. Его величество турецкий султан также знал толк в стакане хорошего вина не хуже любого немецкого рыцаря. Во время обеда или ужина никто из присутствовавших ни словом не заикался о вине, но после обеда всякий уединялся в своём кабинете и, покуривая трубку, набитую душистым табаком, выпивал бутылку великолепного напитка.
Однажды, после обеда, султан попросил меня последовать за ним в его кабинет. Когда мы уселись на мягком ковровом диване и закурили свои трубки, султан сказал: «Вероятно, вы, дорогой Мюнхаузен, знаете толк в винах. Я угощу вас сейчас таким токайским, какого вы, наверное, ещё никогда в жизни не пробовали».
Султан поднялся с дивана, подошёл к шкафу, взял оттуда бутылку вина, наполнил два бокала, и медленно, маленькими глотками, мы стали пить.
– Ну, что вы скажете, дорогой Мюнхаузен? Не правда ли, лучшего вина вы никогда не пробовали?
– Вино недурное, – отвечал я, – но я должен сказать вам, ваше величество, что в Вене, у императора Карла VI, мне приходилось пить несравненно лучшее токайское.
Султан нахмурился и произнёс:
– Я вынужден усомниться в ваших словах, дорогой Мюнхаузен, – лучшего токайского вы нигде не найдёте. Мне прислал его один венгерский магнат и уверял, что это самое хорошее токайское.
– Магнат шутил с вами, Ваше Величество. Могу через час доставить вам бутылку токайского из погребов австрийского императора в Вене. У него и вид другой.
– Я думаю, дорогой Мюнхаузен, что вы хвастаете!
– И не думаю хвастать, Ваше Величество! Повторяю, что через час могу вам доставить бутылку токайского вина из погреба австрийского императора, и вы сами убедитесь в том, что оно несравненно лучше, чем эта кислятина.
Султан укоризненно покачал головой, упрекнул меня в том, что я смеюсь над ним, и повторил ещё раз, что он сомневается в правдивости моих слов.
Я просил его величество принять пари и предложил ему распорядиться снять с моих плеч голову, если я не исполню обещания.
Султан принял мою ставку и сказал, что непременно прикажет снять мою голову, если я не исполню своего обещания, так как не может позволить смеяться над собой даже самым лучшим своим друзьям.
Если же я сдержу своё обещание, султан обещал дать мне из своих сокровищ столько золота, драгоценных камней и жемчуга, сколько может поднять самый сильный человек.
Мне подали бумагу, перо и чернила, и я написал императрице Марии Терезии следующее письмо:
«Ваше Величество, вместе с императорским престолом вы унаследовали и винный погреб Ваших августейших родителей. Осмеливаюсь просить Вас вручить подателю этого письма бутылку токайского, которое мне так часто приходилось пить с Вашим покойным отцом! Имею смелость обратиться к Вашему Величеству с такой просьбой потому, что держал пари с турецким султаном и при этом утверждал, что Ваше токайское превосходит вкусом его вино.
Пользуюсь случаем принести Вашему Величеству уверение в глубочайшем почтении, с которым имею честь быть и т. д., и т. д.
Барон Мюнхаузен».
Я немедленно позвал своего курьера, передал ему письмо и просил его поспешить. Курьер снял с ног гири и отправился в дорогу. Мы же с султаном уселись допивать вино, оставшееся в бутылке, и ждали возвращения моего курьера.
Прошла четверть часа, полчаса, три четверти часа, а курьера всё не было. Я начал уже волноваться, а султан поглядывал на проволоку звонка, собираясь, по-видимому, позвать палача.
Не желая показать султану своего волнения, я вышел в сад. Султан приказал двум слугам следовать за мной и не спускать с меня глаз.
Стрелки часов показывали уже пятьдесят пять минут четвёртого. Меня охватил смертельный страх. В эту минуту я вспомнил о своём подслушивальщике и о стрелке, о которых я уже имел честь рассказывать вам.
Они явились ко мне. Подслушивальщик приложил ухо к земле и, к моему величайшему отчаянию, сообщил, что мой курьер крепко спит где-то около Белграда. Стрелок взобрался на высокую террасу, поднялся на носки и крикнул оттуда, что видит курьера спящим под тенистым дубом на полпути от Вены до Константинополя.
Стрелок прицелился и выстрелил, жёлуди, ветки и листья градом посыпались с дуба на спящего курьера. Ни жив ни мёртв вскочил он на ноги и быстрее молнии помчался к Константинополю.
Ровно в пятьдесят девять с половиной минут четвёртого он стоял перед кабинетом султана с бутылкой и собственноручным письмом императрицы Марии Терезии. Мой страх прошёл.
Султан налил бокал доставленного вина и с наслаждением выпил его. Вино так понравилось ему, что он закупорил бутылку и спрятал её в шкаф, извиняясь передо мной и говоря, что мне легко будет достать для себя другую бутылку, тогда как ему это недоступно. Затем султан приказал позвать к себе своего казначея и, когда он явился, распорядился выдать мне из своих сокровищ столько золота, драгоценных камней и жемчуга, сколько может поднять и унести самый сильный человек.
Казначей низко поклонился повелителю и направился к дверям. Я поспешил за ним, боясь, что султан отменит своё распоряжение. Сейчас же послал я за своим силачом. Тот пришёл с длинной толстой верёвкой, и мы отправились с ним в подвалы, наполненные сокровищами.
Казначей султана поражался, наблюдая за тем, как мой силач, тяжело нагруженный, выходил из помещений, где хранились сокровища. Мы сейчас же отправились к пристани, где я нанял корабль, чтобы отвезти сокровища в безопасное место. Казначей же побежал к султану и рассказал ему, что я унёс все его богатства.